Кровь словно застыла в жилах Малоуна, а его душу охватило тревожное чувство.
Неприятное.
Но знакомое.
Он контролировал себя на все сто процентов. Таково было правило. Его предыдущая профессия вся состояла из шансов, случайностей, риска. Взвешивать, оценивать возможности. Добиться без этого успеха было бы немыслимо. Малоуну приходилось рисковать собственной шкурой множество раз, и в трех случаях, когда риск перевешивал шансы на успех, он оказывался на больничной койке.
Сейчас все было иначе. На кону стояла жизнь его сына.
Слава богу, на сей раз перевес был на его стороне.
Крепыш и Гари уже подошли к просвету в живой изгороди.
— Эй! — окликнул их Малоун.
Крепыш повернулся.
Малоун выстрелил из «беретты», и пуля ударила мужчину в грудь. Тот словно не понял, что произошло: на его лице появилась смесь удивления и боли. Наконец из уголков его губ вытекли две струйки крови, а глаза закатились. Он повалился, как дерево под топором лесоруба, несколько раз дернулся и замер.
Пэм кинулась к Гари и заключила его в объятия.
Малоун опустил пистолет.
Сейбр наблюдал за тем, как Коттон Малоун прикончил его последнего агента. Он стоял на кухне дома, окна которого выходили на лужайку перед коттеджем, где на протяжении последних трех дней держали Гари Малоуна. Он снял два этих дома одновременно.
Сейбр улыбнулся.
Малоун оказался умным, а его агент — дураком. Заставив американца вытащить из «беретты» обойму и выбросить ее, он забыл о патроне, который уже находился в стволе. Любой хороший агент, к числу которых, несомненно, относился Малоун, всегда загоняет патрон в ствол. В тренировочном лагере войск специального назначения, где когда-то проходил подготовку Сейбр, один новичок ранил себя в ногу из пистолета, который, по его мнению, был разряжен, забыв про патрон в стволе.
Он надеялся, что Малоун тем или иным способом разделается с лучшим из нанятых им агентом. Именно в этом заключался его план. И возможность привести его в действие появилась, когда Сейбр увидел из окна Пэм Малоун, идущую к дому. Он тут же связался со своим помощником по рации и проинструктировал его относительно того, как можно воспользоваться неосмотрительностью женщины, чтобы сделать для Малоуна урок еще более наглядным. Тогда же он велел мужчине застрелить своего напарника, пообещав ему за это дополнительное вознаграждение. Теперь благодаря Малоуну эти деньги платить не придется.
Но это также означало, что в живых не осталось ни одного из помощников. Впрочем, это даже к лучшему. Малоун заполучил своего сына обратно и теперь немного поуспокоится.
Но это вовсе не означает, будто приключения Малоуна закончились.
Наоборот, они только начинаются.
Среда, 5 октября
Вена, Австрия, 13.30
Сейбр затормозил у ворот и опустил стекло водительской двери. Он не предъявил никакого удостоверения, но охранник сразу же жестом предложил ему проехать. Длинное шато со стенами горчичного цвета и всеми элементами барочной роскоши расположилось в тридцати милях к юго-востоку от центра города, в горном массиве, известном как Венский лес. Построенное триста лет назад семьей, принадлежащей к австрийской аристократии, оно вмещало в себе семьдесят пять просторных комнат и было увенчано высокой остроконечной кровлей, покрытой столь распространенной в альпийских странах черепицей.
Щурясь от льющегося через затемненное лобовое стекло «ауди» солнечного света, Сейбр обратил внимание на то, что асфальтовая подъездная дорога и расположенная сбоку стоянка для машин пусты. Пасторальную картинку нарушали лишь охранники у ворот да несколько садовников, которые подметали тропинки.
«Видимо, — подумал он, — встреча будет носить сугубо частный характер».
Сейбр остановил машину перед навесом над центральным входом и выбрался в благоуханный полдень. Он сразу же застегнул свой пиджак от Барберри и направился по вымощенной булыжником дорожке к schmetterlinghaus — Дому бабочек, просторной оранжерее из стекла и стали, расположившейся в сотне ярдов к югу от главного здания шато. Выкрашенное в зеленый цвет, со стенами из сотен панелей венгерского стекла, это внушительное сооружение девятнадцатого века органично вписалось в лесистый рельеф парка и стало местом обитания сотен экзотических растений. Но главными хозяевами здесь были тысячи бабочек, свободно порхающих под прозрачными сводами оранжереи.
Сейбр рывком открыл шаткую дверь и вступил в пыльный тамбур. За плотной кожаной занавеской, отделяющей тамбур от основного помещения оранжереи, царила жаркая, душная атмосфера. Сейбр откинул занавеску и вошел внутрь.
Бабочки танцевали в воздухе под аккомпанемент классической музыки. Если Сейбр не ошибался, это был Бах. Многие растения были в цвету. Идиллическая картина, разительный контраст с неуютными картинами наступающей осени, видневшимися сквозь запотевшие стеклянные стены.
Хозяин шато, Синее Кресло, сидел в гуще растений. У него было лицо человека, который слишком много работает, слишком мало спит и не обращает внимания на то, чем он питается. На старике был твидовый пиджак, надетый поверх свитера. Сейбру подумалось, что это, наверное, неудобно, поскольку свитер был толстой вязки. «Но с другой стороны, — было его следующей мыслью, — холоднокровные существа нуждаются в большем количестве тепла». Он снял свой пиджак и подошел к стоящему рядом со стариком деревянному стулу.
— Guten Morgen, herr Sabre.