Хаддад прижал дуло револьвера к переносице Хранителя, прямо между глазами.
— Я только что назначил себя Приглашенным. Давай выкладывай свое знание.
Глаза незнакомца, казалось, проникали в самую душу Хаддада, и на мгновение его охватило странное чувство неловкости. Этот посланец явно попадал в переделки в прошлом. Хаддад всегда восхищался смелыми людьми.
— Ты ведешь войну, в которой нет нужды, против врага, который введен в заблуждение, — сказал мужчина.
— О чем, во имя Аллаха, ты говоришь?
— Это узнает следующий Приглашенный.
Приближался рассвет. Хаддаду было необходимо поспать. Он надеялся узнать от пленника имена кого-нибудь из еврейских подпольщиков, возможно, даже тех, что устроили вчерашнюю бойню. Проклятые англичане снабжали евреев ружьями и танками, а арабам годами запрещали иметь собственное оружие, что ставило их в заведомо проигрышное положение. Да, арабов было больше, но евреи были лучше оснащены, и Хаддад опасался, что в результате этой войны государство Израиль будет окончательно узаконено.
Он смотрел на человека, которого, похоже, было невозможно сломить, в глаза, которые незнакомец ни разу не отвел в сторону. Он понимал: Хранитель готов умереть. За несколько последних месяцев убивать для Хаддада стало гораздо легче. Зверства евреев помогли ему избавиться от остатков того, что называется совестью. Ему исполнилось всего девятнадцать, а его сердце уже превратилось в камень.
На войне как на войне.
И он спустил курок.
Копенгаген, Дания
Вторник, 4 октября, наши дни, 1.45
Увидев, кто пожаловал к нему в гости, Коттон Малоун сразу понял: неприятности. На пороге открытой двери его книжного магазина стояла его бывшая жена — человек, которого он хотел видеть меньше всего на свете. Он сразу заметил страх, плескавшийся в ее глазах, вспомнил неистовый стук в дверь, разбудивший его несколько минут назад, и сразу подумал о сыне.
— Где Гари? — спросил он.
— Ты, мерзавец! Они забрали его! Из-за тебя! Они его похитили! — Она метнулась вперед и стала бить кулаками по его плечам. — Мерзкий, грязный сукин сын!
Малоун схватил ее за запястья, и она разрыдалась.
— Именно из-за этого я ушла от тебя! Я думала, что все это закончилось!
— Кто забрал Гари? — Ответом ему были новые всхлипы. Он продолжал сжимать ее руки. — Пэм, успокойся и ответь на мой вопрос. Кто забрал Гари? С чего ты взяла, что его похитили?
Она посмотрела на него заплаканными глазами.
— Откуда, черт возьми, мне знать?
— Что ты здесь делаешь? Почему не пошла в полицию?
— Потому что они запретили мне обращаться к полицейским. Они сказали, что, если я хоть близко подойду к полиции, Гари умрет. Они сказали, что сразу же узнают об этом, и я им поверила.
— Кто такие «они»?
Женщина вырвала свои запястья из его рук. Ее лицо исказилось от гнева.
— Я не знаю. Они только сказали, чтобы я подождала два дня, а потом отправилась к тебе и передала вот это. — Она порылась в сумке и вытащила сотовый телефон. По ее щекам продолжали бежать слезы. — Они велели, чтобы ты вышел в Сеть и заглянул в электронную почту.
Верно ли он ее расслышал? Выйти в Сеть и заглянуть в электронную почту?
Малоун открыл сотовый телефон и проверил частоту. С помощью этой трубки можно было бы позвонить в любую точку мира. Внезапно он почувствовал себя беззащитным. Ходжбро Пладс была пустынной. В этот ночной час на площади не было ни души.
Все его чувства ожили.
— Входи.
Он втащил женщину в магазин и закрыл дверь, но свет включать не стал.
— Что происходит? — спросила она дрожащим от страха голосом.
Малоун повернулся к ней лицом.
— Я не знаю, Пэм. Это ты мне должна рассказать. Нашего сына похитили какие-то неизвестные, а ты выжидаешь целых два дня, не сообщая об этом ни единой живой душе! Тебе это не кажется безумием?
— Я не хотела рисковать его жизнью.
— А я хотел? Я хоть когда-нибудь ставил его жизнь под угрозу?
— Да! Тем, что ты был тем, кем был! — ледяным тоном ответила женщина.
Внезапно ему в голову пришла мысль: ведь она никогда прежде не была в Дании!
— Как ты меня нашла?
— Они мне сказали…
— Да кто «они», черт побери?
— Я не знаю, Коттон! Двое мужчин. Говорил из них только один — высокий, темноволосый, с плоской физиономией.
— Американец?
— Откуда мне знать!
— Как он говорил?
Женщина, похоже, сумела совладать с эмоциями.
— Нет, не американец. Скорее европеец. Он говорил с акцентом.
Коттон поднял руку с телефоном.
— Что я должен с этим делать?
— Этот тип сказал, чтобы ты открыл электронную почту — и тогда все поймешь. — Она нервно оглянулась, окинув взглядом прячущиеся в тени полки. — Компьютер у тебя наверху?
Должно быть, это Гари рассказал ей о том, что отец живет над магазином. По крайней мере сам Коттон этого точно не делал. С тех пор как в прошлом году он уволился из министерства юстиции и уехал из Джорджии, они разговаривали лишь однажды — два месяца назад, когда он привез Гари домой после летнего визита в Копенгаген. Пэм холодно сообщила ему, что Гари — не его сын. Мальчик якобы стал плодом короткой интрижки, которую она позволила себе шестнадцать лет назад в качестве мести за его неверность. С тех пор мысль об этом поселилась в душе Малоуна всепожирающим демоном, от которого он до сих пор не мог избавиться. Коттон пришел лишь к одному окончательному выводу: он больше не желает разговаривать с Пэм Малоун никогда и ни при каких обстоятельствах. Если возникнет необходимость передать какое-нибудь сообщение, это можно сделать через Гари.